Каждый год в преддверии Дня Победы мне всегда становится немного грустно. Ведь «лишь на майские дни заведен всенародный будильник, в остальное же время тихонько гудит холодильник в тишине скромных комнат», — прочитала однажды такую строчку... И ветераны Великой Отечественной прячут свои медали до следующего мая, может, и еще раз понадобятся...
А вот мой отец, Александр Иванович Гордеев, не дожил даже до сороковой годовщины Победы. Воспоминания о тех боях, в которых он участвовал, не давали покоя. Сердце не выдержало, когда ему было всего 55 лет.
Александр Иванович Гордеев
Вообще он не любил рассказывать о войне. А каждый год 9 Мая, когда другие, как правило более юные, праздновали День Победы, лежал на диване, уткнувшись в стену, и безмолвно плакал.
Призвали его в ряды Красной Армии на военную службу в ноябре 1943 года, ему было всего семнадцать с половиной лет. И уже 24 декабря 1943 года после принятия присяги зачислили в 362-ю стрелковую дивизию танкистом.
Как я узнала позднее, дивизия эта с осени 1943 года до лета 1944 года держала оборону на стыке с Центральным фронтом (впоследствии с Первым Белорусским под командованием маршала Советского Союза Георгия Жукова). 27 июня 1944 года в ходе Белорусской операции она перешла в наступление и уже в октябре воевала в Польше, где также не оставляла шансов противнику. Наступала до Одера. Сражалась на плацдарме в течение марта 1945 года, отбив тринадцать контратак. По воспоминаниям одного из участников, в роте после этих кровопролитных боев на юго-востоке Берлина в живых остались всего семь человек...
Отец бережно хранил свои медали: «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». Орден Славы III степени, которым был награжден 24 февраля 1945 года (сражался он в то время в составе Первого механического корпуса). Орден нашел его лишь в 1975 году, спустя тридцать лет! Руководство перепутало в свое время отчество: к награждению был представлен некий Александр Николаевич. И все-таки та досадная ошибка была исправлена, и папа получил свой орден.
«Помнится, мы втроем взяли в плен двенадцать фашистов, — рассказывал нехотя отец. — Немцы, несмотря на явный проигрыш, отчаянно сопротивлялись, встречали нас шквальным огнем. Но нам удалось загнать их в ловушку, и им ничего не оставалось делать, как сдаться».
Воевал отец в последнее время, как он вспоминал, на американском танке «Шермон». На нем и вошел в Берлин. Затем, после безоговорочной победы над фашистами, по приказу командования оставался на военной службе в Германии до 1950 года. Лишь 28 января 1950 года вышло постановление Совета Министров СССР о демобилизации. И в июне того же года отец вернулся на родину в село Бахаревка Сеченовского района Горьковской области, где его ждала мама с пятью младшими братьями и сестрами, ведь отец (мой дедушка Гордеев Иван Александрович) не вернулся с войны, погиб под Смоленском. По рассказам моих теток, хлебнула их семья голода и холода сполна, да не только они. Хорошо, что в те годы, пока мой папа оставался в Германии, можно было отправлять своим родным письма и даже посылки. Добротные ткани, которые получала моя бабушка, тут же менялись на хлеб. Голодно было тогда. Так и выживала наша большая семья. А папе было всего... 24 года! «Воевал, как все, за свою землю, за маму», — скромно говорил он и не считал себя героем.
«Война — она и есть война... Итем, кто опален дыханьем лютым, Тачаша горькая, что выпита додна, Неслаще даже... спраздничным салютом. Война— она иесть война...»
Это стихотворение неизвестного автора мне навсегда запало в душу, и вспоминается, когда произносится грозное слово «война». К сожалению, оно до сих пор звучит то в одной точке нашей маленькой планеты, то в другой.