Пыльный зеленый бархат обложки старенького фотоальбома. Бережно касаюсь его руками. Среди пожелтевших страниц — фотографии военной и послевоенной поры, на них мой дед Иван Ильич Шиков. В 1941 году дедушке было всего 22 года. Война застала его военнослужащим погранвойск во время срочной службы на границе с Ираном. Сразу же записался в добровольцы. История умалчивает, как и почему он стал курсантом танкового училища ускоренного курса обучения. Вскоре его направили на фронт, назначили командиром орудия танка 126-го отдельного танкового батальона.
В 1942 году сержант Иван Шиков принимал участие в боях на Крымском и Закавказском фронтах. В сентябре 1942 года он был представлен к ордену Красной Звезды, а получил орден Красного Знамени. Такое резкое повышение в награде было очень редким случаем на войне.
Орден Красного Знамени, Наградной лист, сентябрь-октябрь 1942 года
В наградном листе краткая запись: «Сержант Шиков в боях с немецкими оккупантами в районе станицы Абинская проявил мужество, находчивость и умение использовать советскую технику в борьбе с фашистами. Под превосходящим количеством немецких танков тов. Шиков не дрогнул и принял неравный бой. В результате вышел из боя победителем, разбив два фашистских танка».
Известно, что утром 17 августа 1942 года немцы силами до 18 танков с двумя ротами автоматчиков при поддержке артиллерийских и минометных батарей перешли в наступление с Ахтырской на Абинскую. В том бою 1-я рота 126-го танкового батальона из 11 легких танков Т-26 потерял семь танков. Еще три наших танка были взорваны по приказу комиссара роты. Только за два дня сражений батальоном было уничтожено 17 танков противника, 8 противотанковых орудий, 3 бронемашины, до роты пехоты и около эскадрона конницы противника.
Дед не любил говорить о войне. Он считал, что при всем «боевом изобилии» для каждого побывавшего на войне его личные бои останутся нерассказанными. И при моих настойчивых расспросах на глаза этого мужественного человека наворачивались слезы. Лишь однажды он поведал мне историю своей жизни, и этот рассказ я запомнила на всю жизнь. Даже прикосновение к войне обжигает и оставляет рубцы. Привожу рассказ от первого лица.
«Мы с жадностью вчитывались в газетные известия с фронтов, не пропускали ни одного сообщения по радио. Рвались на фронт. После переформирования 126-го танкового батальона в марте 1943 года нас перебросили в Курскую область. Расположились в лесных урочищах под городом. Наши «тридцатьчетверки» были тщательно вкопаны в землю по самую башню и замаскированы сверху ветвями деревьев. Рядом с танками соорудили блиндажи для экипажей. Копали от зари до зари. Руки были в кровавых мозолях, уставшими пальцами трудно было даже взять кусок хлеба и ложку. Днем, а чаще ночью, в части шла напряженная учеба. Командир батальона, разбирая учения, говорил: «Тяжело, ребята? Зато в бою будет легче!». Нас готовили к борьбе с новыми немецкими танками — «Тиграми» и «Пантерами», самоходными пушками «Фердинанд». Ведь на эти «сверхтанки» Гитлер возлагал большие надежды, рассчитывая уничтожить крупную группировку советских войск в районе Курской дуги, прорваться с юга к Москве, захватить ее и покончить с войной.
Наступило непривычное для фронтовой жизни затишье, которое продолжалось до июля. Только по ночам вдалеке слышалась перестрелка, да в небе изредка взлетали ракеты. Иногда немецкие самолеты-разведчики разбрасывали листовки, в которых хвастливо писали: «Мы ваши леса поднимем на небеса». Но зубоскальство фашистов только придавало нам злости, и мы усерднее отрабатывали навыки боя.
В ночь с 1 на 2 июля 1943 года наша танковая бригада с выключенными фарами сделала марш-бросок, заняв боевую позицию. Было приказано сидеть наготове в танках, приказ есть приказ. По большому скоплению боевой техники чувствовалось, что предстоят масштабные и решительные бои с немецкими захватчиками. Но тогда мы еще не знали, что это начиналось одно из крупнейших и решающих сражений Великой Отечественной войны — Курская битва.
Бой разгорелся рано утром 5 июля. Фашисты двинулись лавиной танков, в небе непрерывно гудели вражеские самолеты, выли бомбы, усиленно работала артиллерия. Казалось, что вокруг ад и никто и ничто не сможет устоять перед фашисткой армадой. Но «Тигры» оказались такими же смертными, как и другие немецкие танки. Мы в упор, прямой наводкой, расстреливали их. Я не помню, сколько времени продолжался бой.
Вдруг зазвенело в ушах от тишины, прошло несколько минут. И тут снова прорвало. Ураган забушевал с новой силой. Земля дрожала. Над полем стоял грохот разрывов, гул моторов и скрежет сталкивающихся машин. Наша машина зафыркала и дрогнула — танк был подбит. Погибли пулеметчик и заряжающий, тяжело был ранен командир танка. Причастившись крови и ужаса, мы сидели в оцепенении. Все мышцы тела словно сковало судорогой, и казалось, они не смогут разжаться. Мы, наверно, напоминали каменных истуканов: не шевелились, не говорили, вроде бы даже не моргали. Ошеломление продолжалось недолго. С раненым механиком-водителем мы продолжили бой в пешем строю, вытащив из танка пулемет. Товарищи падали рядом один за другим, один за другим. Взрыв гранаты. Юное красивое лицо медсестры Тани сплошь усыпало мелкими черными осколками. Успела только спросить: «Что с моим лицом? Посмотрите». И не дождалась ответа... Я подумал, что с этого дня никогда не смогу улыбаться, чувствовать покой, бегать, резвиться, любить вкусную еду, не смогу быть счастливым. Я стал другим — того веселого парня уже не будет никогда...
Дальше помню только ночь под землей в полевом лазарете, керосиновые лампы на столах, дрожащую над головой от взрывов бомб землю. Рядом на столе сидит, широко открыв рот, молодой парень, а врач пинцетом вытаскивает из его рта осколки — зубы, кости. Шея вздутая и белая, и по ней текут тоненькие струйки крови. Тихо спрашиваю медсестру, будет ли он жить. Та отрицательно качает головой. И тут резкий шум. Бомба упала в госпиталь. И как муравейник: бегут, складывают инструменты, лекарства. Раненых — на носилки, бегом в грузовики. С полумертвыми, с полуживыми, с докторами, с медсестрами, едем — ухабы, овражки, кочки. Переломанные кости при каждой встряске вонзаются в тело. В машине стоит жуткий крик...
Много лет спустя я побывал в тех местах и положил цветы к могилам с пирамидками, на вершинах которых были прикреплены пятиконечные красные звезды. Прилетела мысль: вот тут, на этом самом месте, в этой земле мог бы лежать и я. Но я выжил и живу. Почему судьба сберегла именно меня?..«
...Дедушке довелось стать участником знаменитой танковой битвы под Прохоровкой в составе 1-й танковой армии Михаила Катукова, которая стала одним из самых грандиозных событий Великой Отечественной.
Ивану Ильичу Шикову суждено было дойти до логова врага — Берлина, освобождать города Европы. Он награжден орденом Славы III степени, медалями «За взятие Берлина», «За победу над Германией», «За освобождение Варшавы» и многими другими.
Но самая главная награда для любого солдата — это остаться в живых, жить полной жизнью: работать на благо Родины, растить детей. Дедушка прожил трудную и счастливую жизнь. Пережил послевоенную разруху, голод. Построил дом, воспитал двоих сыновей, победил рак, дождался внуков.
Его давно нет с нами. Но мы помним его и любим. В память о нем правнука назвали Иваном, который в свои 12 лет уже завоевал множество медалей по спортивному боевому искусству. Будь спокойна, страна, подрастает еще один защитник Отечества!
Еще одна из потрепанных временем фотографий нашей семье особенно дорога, ведь это единственная фотография моего не менее любимого второго дедушки Даниила Ивановича Яскевича. О нем известно немного. Он родился 29 февраля 1907 года. В годы войны воевал в артиллерийском полку.
Архивные документы гласят: «Наградить медалью „За отвагу“ гвардии рядового тов. Яскевича за то, что он в боях в апреле 1944 года под сильным оружейно-пулеметным огнем противника в составе артиллерийского расчета подбил с прямой наводки танк противника». Знаю еще, что у него было множество боевых орденов и медалей, которые после войны были украдены.
Дедушка Даниил тоже воевал на Курской дуге, был тяжело ранен и контужен. Бабушке пришла похоронка, когда он без сознания лежал в фронтовом госпитале. Что поделаешь, военная неразбериха. Год он провел на больничных койках. Совершенно случайно бабушка узнала об этом, разыскала его и привезла домой. Учила заново говорить, ходить и... жить. А в 1952 году родилась моя мама. Тогда дедушке исполнилось 45 лет.
По ночам он все так же продолжал «воевать» и «ходить в атаку». Когда выкарабкался, врачи дали ему I группу инвалидности. Он, ковыляя и опираясь на палочку, практически каждый день ходил к медикам, упрашивая дать ему II группу, чтобы была возможность работать. А когда все-таки они пошли ему навстречу, он стал просить уже III группу, чтоб перейти на более тяжелый труд. Стыдно было прохлаждаться в сторожах. Однажды его вызвали в горком партии, чтобы вручить ордер на квартиру. За особые заслуги перед Родиной он был в числе первых, кто удостоился такой чести. Но он отказался, ссылаясь на то, что стране и так тяжело, пусть вдовы пользуются такой возможностью. Мне не довелось узнать его. Дедушка пережил все тяготы войны, с трудом тогда выжил, и ушел в мирное время — дали о себе знать тяжелые ранения...
Родные, спасибо за то, что нашли в себе силы победить, восстановить страну, отказывая себе во всем, чтобы мы жили и были счастливы. Мы не в силах остановить время, но мы можем и должны сохранить память. Мы помним, мы гордимся!