В 1939 году воевал на Карельском перешейке в финскую кампанию, а в 1941 году пошёл воевать добровольцем на Ленинградский фронт. Может быть это и спасло меня и маму от голодной смерти в блокаду. Мой младший брат Энвер родился на год позже меня, прожил 2 месяца и умер 31 декабря 1941 года, так как кормить его в блокадном Ленинграде было нечем. В книге памяти блокадного Ленинграда есть запись и про Энвера Шевкетовича Муллина.
Старший лейтенант Шевкет Муллин на курсах усовершенствования командного состава, 1942 год
Позднее Шевкет Муллин стал командиром штабной роты 1-го батальона 13-го отдельного полка связи 13-й воздушной армии. Про войну он рассказывал мало. После его смерти в июле 1990 года, разбирая архив, я нашёл два документа: письмо командованию с просьбой об откомандировании Шевкета Муллина для продолжения разработки прибора бесконтактного съёма информации с телефонных проводов и справку о работе в составе группы академика Акселя Берга по размагничиванию наших кораблей с целью нейтрализации немецких донных мин.
Отец закончил действительную военную службу в 1946 году в звании капитана, был награждён медалью «За оборону Ленинграда» и двумя орденами: Красной Звезды и Отечественной войны II степени (1985 год).
Наградной лист, орден Красной Звезды, 25 февраля 1944 года
Война жестоко обошлась с папиной семьёй: его младшие братья Фекрет и Неждет погибли на фронте, две сестры Мунире и Нурие были угнаны в Германию. Однако это не избавило его маму Айнульхаят и младшую сестру — школьницу Фетану — от репрессий в 1944 году. Они были депортированы вместе с крымскими татарами в Среднюю Азию, хотя и были выходцами из Казани. Вернувшиеся из плена Мунире и Нурие также не смогли жить на родине — в Крыму — и были вынуждены уехать в Самарканд к матери и сестре.
Моей маме, Нине Михайловне Муллиной, пришлось многое перенести в блокаду Ленинграда. Она была врачом, лечила и выхаживала умирающих от голода и жуткого холода. В нашей комнате в доме № 2 по Лиговскому переулку в печке сгорели книги, мебель и паркет. За водой ходили на Фонтанку по обледенелому Невскому проспекту.
Моя мама впоминала как немцы разбомбили Бадаевские продовольственные склады и люди собирали и растапливали землю с расплавленным сахаром.
Долго сохраняли родители и следы от моих зубов на дверном косяке в ленинградской коммуналке, который я малышом грыз от голода.
В память о блокаде у меня остался шрам на руке — крыса грызла сухарь и до меня добралась, мама что-то почувствовала, вернулась и прогнала ее.
Сохранилась записка на обрывке почтовой карточки, которую мама передала отцу из роддома осенью 1941 года, когда родился мой младший брат Энвер.
Эвакуировали нас по Ладоге под бомбёжкой сначала в Нальчик, а потом в таджикский кишлак Костакоз.
Уже после войны при переезде из Ленинграда в Москву я нашел коробку с фосфоресцирующими значками, которые надевали на детей, чтобы их было видно в темноте.
После войны жизнь моих родственников сложилась тоже достаточно непросто. Родители завербовались на два года на работу в Таджикистан в соцгород под Ленинабадом на «меланжевый» комбинат. Отец работал на электростанции, а мама в больнице, где безуспешно пыталась лечить заключённых и военнопленных от непонятной тогда болезни, которую теперь называют лучевой. Сейчас я понимаю, что этот комбинат был подразделением урановых рудников города Табошар (с 2012 года Истиклол).
Семья вернулась в Ленинград, отец работал в НИИ, создававшим системы вооружения для ВМФ СССР, а мама заведующей здравпунктом Института полимеризационных пластмасс. В 1981 году они переехали в Москву.
Отец ушёл из жизни в 1990 году, мама — в 1992 году.
Депортированная из Крыма на спецпоселение в Узбекистан моя тётя Фетана (Фетанет Исхаковна Муллина) окончила школу с золотой медалью, но из-за запрета на выезд из Самарканда не смогла учиться в выбранном вузе Ленинграда.
Она закончила Самаркандский государственный университет и стала преподавателем математики.
Тетя Фетана вышла замуж за Зебри Шамсутдиновича Шамсутдинова, который был тоже из семьи депортированных татар. Он стал доктором биологических наук, членом-корреспондентом ВАСХНИЛ и РАН, работал в институтах виноградарства и каракулеводства.
С развалом СССР судьба преподнесла им очередной неприятный сюрприз — из-за подъёма узбекского национального самосознания они оказались нежелательными «русскими оккупантами» и были вынуждены срочно уехать из Самарканда. Научный авторитет Зебри Шамсутдиновича Шамсутдинова позволил ему стать заместителем директора ВНИИ кормов им. В.Р. Вильямса в Подмосковье. Тётя Фетана ушла из жизни в 2000 году, Зебри Шамсутдинович продолжает успешно работать.
Жизнь поколения моих родителей — образец стойкости, преданности общему делу и настоящей скромности, надо пытаться передать их мироощущение и душевную силу детям и внукам.