«Самое дорогое у человека — жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое...» — эти слова Николая Островского стали эпиграфом для воспоминаний «Пути-дороги» моего деда — Наговицына Федора Никифоровича. Сейчас, прочитав его автобиографию, я с гордостью могу сказать, что они стали лозунгом всей жизни деда — достойнейшего сына своей страны и настоящего героя!
Детство. Отрочество. Юность.
Наговицын Федор Никифорович родился 3 марта 1912 года в деревне Омутница Глазовского района Удмуртской АССР в семье крестьянина. До 1921 года семья состояла из 16 человек при наличии двух лошадей, двух коров и нескольких овец.
В 1917 году пошел учиться в начальную школу, но через 5 лет учебу пришлось прервать на почве материальных трудностей — нужно было помогать родителям по хозяйству. И чтобы выжить, пришлось «пастушить на чужих». Но только за молоко! Потому и удалось сохранить здоровье в такие тяжелые годы...
В 1930 году, вступив в артель, Федор Никифорович был направлен на курсы трактористов и был несказанно рад сидеть за рулем трактора в 1930-1931 гг! А дальше — бригадир полеводческой бригады, кладовщик колхоза. И так — до призыва на службу в РККА.
Начало службы в РККА (1934 — 1939 гг.)
На военную службу в РККА Федор Никифорович был призван в ноябре 1934 года. Он единственный прошел через воинскую комиссию из 12 человек, призванных из деревни. Сколько было радости, и как благодарен он был тем, кто годы назад не жалел молока для мальчишки-пастуха!
Провожать вышли всем колхозом — и правление, и колхозники, и даже ученики из школы. Перед учениками дед дал клятву служить в армии честно! И был верен своей клятве все военные годы...
По прибытии в военную часть был определен в школу танкистов, а в октябре 1935 года, окончив курсы, получил назначение на должность командира башни — радиста в 3-й танковый батальон. Кем же еще служить трактористу, если не танкистом!
Перед демобилизацией в 1936 году дед принял предложение остаться на сверхсрочную службу и сразу был назначен врио командира взвода.
В мае 1939 года окончил курсы младших лейтенантов, получил звание «младший лейтенант» и был назначен командиром разведывательного бронетанкового взвода (135-й отдельный разведывательный батальон 143-й стрелковой дивизии). Деда сделали разведчиком! Перед самой войной...
1939 год. Жизнь изменилась. Все задания из учебных превратились в боевые: фашистская Германия напала на Польшу. По решению правительства дед был одним из первых, вступивших в бой. Такова боевая служба разведчика! И с этого момента его воспоминания уже похожи на фронтовые сводки...
«Фашистская Германия напала на Польшу и форсированным маршем, не встречая больших сопротивлений, двигалась на восток, к границам нашей Родины.
Наше правительство, идя навстречу чаяниям западных белорусов и украинцев, решило помочь этим народам и освободить от фашизма и панской Польши.
Выполняя решение правительства, командование округа дало приказ по войскам: 17 сентября в 5.00 часов перейти польскую границу и двигаться на Запад. Наша дивизия получила направление на Брест-Литовск...
... Я, как разведчик, со своим взводом был всегда впереди...»
И первые потери в батальоне: 5 человек убито, 9 ранено... Башню Т-38 — боевой машины моего деда, тоже пробило пулей, внутри только искры посыпались. Пуля угодила в коробку пулемета, благодаря этому дед остался жив и невредим.
Про операции разведывательного батальона была выпущена специальная брошюра. В ней фигурировала и фамилия моего деда — младшего лейтенанта Наговицына Федора Никифоровича...
Для разведчика война всегда начинается раньше. Еще за 3 дня до вторжения фашистской Германии на территорию Советского Союза разведывательный батальон деда был приведен в боевую готовность. Погрузились в эшелон и двинулись на запад, в Западную Белоруссию. Для соблюдения режима строжайшей секретности все называлось «большими маневрами». Как же все хотели, чтобы это и осталось просто маневрами!..
«18 июня в 10 часов утра по тревоге собирают весь командный состав по своим частям на совещание.
Я занимался всей ротой по топографии на местности на берегу реки Сош по определению ширины, глубины и течения реки.
Прибегает посыльный из штаба батальона и срочно вызывает в штаб батальона на совещание. Совещание проводит майор Малышев, но тут же батальон передает другому майору — кавалеристу. Я даже фамилию не узнал его или просто забыл.
Совещание короткое, но ясное и очень строгое: подготовиться к погрузке в эшелон 19 июня к 16.00 часам.
Выезжаем на „большие маневры“. Так был предупрежден весь комсостав от лишней болтовни.
Майор Малышев конкретно излагает обстановку, но умалчивает, что на сей раз серьезно придется столкнуться с противником...
...19 июня погружаемся в эшелон, и везут на запад, в Западную Белоруссию. Не доезжая до Брест-Литовска км. 80, на ст. Лесная, выгружаемся и концентрируемся в 6-7 км. западнее от ст. Лесная.
В пути следования до ст. Лесная я был дежурным по эшелону, поэтому после выгрузки я лег отдыхать. Но недолго пришлось отдохнуть, мой шофер Гурский с волнением разбудил слушать радио. Это было 22 июня 1941 года».
В одночасье жизнь деда, его сослуживцев и всего нашего народа разделилась на «до» и «после». Но готовности к «после» не было. То, что происходило в самом начале, можно назвать только паникой.
«Невозможно описать на бумаге, что происходило на шоссе Брест — Барановичи! Пограничные войска, застигнутые врасплох огнем артиллерии и авиации, без боеприпасов, почти в панике, отступали на Барановичи днем и ночью в два и три ряда.
С наступлением сумерек фашистские лазутчики начинали освещать ракетами на пути отхода наших частей и этим самым еще больше наводили суматоху на отступающих бойцов.
За отступающими частями двигались немецкие танки и мотоциклисты, наводя еще больше паники, т. к. части отступали без боеприпасов, сопротивляться нечем до первых складов на пути отступления...»
А в небе — невиданные до сих пор «мессеры». Один из самолетов напал на броневик моего деда, «делал три заезда, побросал мелкие бомбы, но на машину не угадал, радиатор броневика все же пробил осколком». Учили ли на курсах танкистов, как маневрировать в таких случаях, когда в небе кружит настоящая смерть?..
В результате — новые потери. И техники, и личного состава. И рядовых, и командиров, включая командира дивизии генерал-майора Сафонова. Обезглавили дивизию, даже похоронить как генерала не получилось...
«Жалко, что нет такого языка в природе, на котором можно было бы описать то, что происходило в Барановичах. Невозможно описать пером и передать языком».
Важно в такой обстановке — не оставлять врагу то, чем воспользоваться просто не могли или не успевали: военные склады, базы ГСМ. Вывезти все немыслимо, и оставить противнику никто не разрешит. Приказ один — уничтожить!
«А как страшно смотреть, когда взрываются цистерны с бензином и керосином! Столб пламени с черным дымом поднимается м. на 100 и выше, черный дым веером застилает все небо, как бы создавая искусственное затемнение».
И новые потери... «В роте остался один танк „Т-38“ и ни одного броневика. Технику почти всю потеряли, но личный состав сохранился, кроме двух экипажей».
Во время отступления подразделений получили сведения, что в тылу противник захватил все переправы через реку Сош. А ведь это еще в 20 километрах! Двигаться приходилось только ночью. В конце концов стало понятно, что попали в окружение. Какая теперь вероятность выйти из все сужающегося кольца, под сплошным огнем противника?..
«Командование соединения пока молчит, что попали в окружение, но предупреждают, что предстоят тяжелые бои на переправе...
...На этом разведка закончилась, противник вплотную подходит, наводя страх автоматным и минометным огнем. Но мы к обороне не готовились, поэтому нет ни окопов, ни блиндажей. Но пехотные подразделения успели кое-где нарыть окопчики по пояс.
Вот в таком-то и окопе я и еще 4 человека спаслись от ураганного огня из автоматов. На бруствере этого окопчика одного убило, даже не крикнул, только издал глухой стон, и на этом прервалась жизнь молодого человека».
Когда кольцо противника туго сомкнулось, пришлось оставить и все автомашины, и раненых, судьба которых так и осталась неизвестной. В ночь на 25 июля батальон пошел на прорыв кольца, но попал под ураганный огонь. Отсюда все распались на мелкие группы и пошли по разным направлениям.
На моем деде была огромная ответственность — спасти Знамя батальона! Ни в коем случае нельзя было отдать его врагу! Необходимо было защитить даже ценой собственной жизни...
Чего только не пришлось пережить группе, в которой был мой дед. И прятаться несколько часов на рассвете, зарывшись в торф. И питаться убитыми лошадьми. И скитаться по лесам, отрываясь от преследования. И оставаться на месте, просто набираясь сил, выменяв на пару белья и карманные часы корову для пропитания. Заваривать в касках так кстати созревшую рожь. Снова бродить по лесу. На лицах бойцов застыл немой вопрос: «Что дальше?». Никто не знал на него ответа...
Главной же задачей для деда было сохранить Знамя! Он писал в дневнике: «...наша группа разошлась. Но мы с товарищем Лещенко пока не расходимся. Нас крепко связывает Знамя батальона. Ему, как коммунисту, очень не хочется покидать Знамя, а мне, как командиру, тем более не хочется терять боевое Знамя».
Когда стало совсем опасно, Знамя пришлось закопать в землю. Это был единственный выход, чтобы оно не досталось врагу...
Дальше мой дед несколько дней шел один. Дошел до Новозыбкова, где его все же схватили немцы.
Совершить побег из фашистского плена, рискуя быть застреленным в любую секунду, может только по-настоящему мужественный человек. Таким и был мой дед! И еще шесть человек, оказавшихся с ним в одной машине на пути в лагерь пленных. Помимо смелости деда, его спасло знание местности. Еще в 1939-м с июня по сентябрь Федор Никифорович служил здесь в Новозыбкове, и все дороги здесь ему были знакомы.
«Как только выехали за город, я предупредил товарищей, что везут в Гомель, где имеется лагерь пленных. Значит, везут на голодную мучительную смерть».
Выход один — прыгать из машины, надеясь, что не попадется встречная.
«Я еще раз предложил всем прыгать из машины. В это время смоленский парень уже спрыгнул и побежал к колхозникам. Я поспешил за ним и тоже к колхозникам, как бы мы тоже картошку копаем. За нами все остальные попрыгали. Итак, машина ушла, мы спасены от лагеря смерти!
Как только машина скрылась, мы сразу км. 15 строго на юг побежали где бегом, где шагом».
10 ноября 1941 года мой дед вышел из окружения в городе Тим Курской области. Город расположен в очень выгодной позиции для обороны — «на кургане», откуда через бинокль можно увидеть километров на 15-20 кругом.
Из Тима дед был направлен в село Пески под Воронежем для проверки через Особый отдел. После проверки в штабе фронта деду предложили должность командира разведывательной бронероты.
22 декабря 1941 года он получил военное звание «лейтенант».
Через многое пришлось пройти деду после выхода из окружения. Начинал командиром батальона из 16 человек и одного лейтенанта, без бронетехники. Вскоре получил пополнение из танкистов и трактористов. Разведка — пока в пешем строю, без техники. А когда ранили последнего командира, остался один за всех командиров взводов и за командира роты.
Всю зиму он провел в разведке и в боях. 3 мая 1942 года деду было присвоено очередное воинское звание «старший лейтенант», а 15 мая он был назначен на должность замкомандира танковой роты по строевой части.
«От Белгорода прошли до Харькова. Испытали много радостей разгрома фашистских частей и много горечи отступления и потери фронтовых товарищей.
На всю жизнь мне запомнились деревни Байрак и Варваровка, где сначала мы потрепали немцев, а потом он навалился на нас с танками. На деревню Варваровку пустил около 40 танков, и нашим пришлось оставить деревню».
Будучи с тремя бойцами в разведке севернее деревни Байрак, дед захватил новый тип радиоустановки. В тот раз кое-как вырвались из ловушки, так как уже километра 2 были в тылу у немцев.
«Радиоустановку немец с самолета спустил на парашюте, а мы ее захватили. Поэтому немец открыл по нам огонь со всех видов оружия и начал окружать. Бежать невозможно — вязнем по колено, но немец тоже бежать не может, но он начал перерезать нам путь отхода, но мы успели заскочить в овраг, идущий в расположение наших частей. В овраге обнаружили немецких трупов шт. 10».
Побывав два раза в резерве, дед был назначен командиром танковой роты и направлен в штаб армии. Но там его пригласили в полк, оснащенный новым видом оружия!
«Оказывается, это новый вид оружия, выпущенный против немецких „тигров“, „пантер“, „ферденантов“ и т.п.
Не видавший нового вида оружия, как самоходки крупного калибра, меня заинтересовало попасть в полк...
В полк я прибыл 17 июля 1943 г. и прямо отправился на передовую, где должна находиться батарея СУ-152, которую предстоит мне принять для дальнейших боевых действий.
Действительно батарея стояла на передовой линии.
Но что за машина это!
Пушка огромная, сама машина как дредноут, приземистая, но длинная.
Бросив беглый взгляд на эти „дредноуты“, я подумал, а как же я буду командовать экипажами, ведь это артиллерия своего рода, но самоходная.
Здесь и термины артиллерийские, и команды, должно быть, другие?
Но вскоре пришел в себя, долго раздумывать некогда на передовой, познакомился с экипажами, осмотрел машины и айда в бой.
Машины хорошие, экипажи еще лучше...».
Командир батареи капитан Ф.Н. Наговицын ставит боевую задачу командиру СУ-152 С.Ф. Березину. 2-й Прибалтийский фронт, весна 1944 года
Так дед стал командиром батареи СУ-152 1539-го тяжелого самоходного артиллерийского полка.
Справка
«Самоходно-артиллерийская установка принята на вооружение и запущена в производство в феврале 1943 года. Своеобразным рекордом является то, что на ее проектирование и изготовление опытного образца было затрачено всего25 суток. Установка была создана на базе тяжелого танка КВ-1С. При этом качающуюся часть мощной 152-мм пушки-гаубицы МЛ-20 практически без изменений установили в раму-станок и вместе с боекомплектом и экипажем разместили в специально спроектированной боевой рубке на шасси танка. <...> Эти самоходные установки прекрасно проявили себя в единоборстве с немецкими танками „Тигр“, „Пантера“ и „фердинандами“. Их бронебойные снаряды пробивали броню вражеских машин, срывали с них башни. За это фронтовики с любовью называли тяжелые самоходки „Зверобой“».
Многое в жизни деда связано с этой батареей. Пришлось и уходить из нее, и снова возвращаться. Сроднились. И дорожили друг другом. Берегли и технику, и личный состав, и командиров!
«В первое время Прохоров (командир полка, прим. автора) крепко проверял меня в боях, а когда убедился, что ни одно боевое задание не остается невыполненным и без потерь, меня стал беречь и посылал в бой только тогда, когда другие батареи не могли выполнить, т. е. на самые опасные и ответственные участки боя. За бои, проведенные без потерь, меня прозвали „бессмертным“»...
За весь период боевых операций с Прохоровым только один раз дед потерпел поражение, потеряв два экипажа с машинами. «Вот это единственное мое жестокое поражение с потерей людского состава. Виной этому поражению — плохая разведка, незнание насыщенности огневыми средствами переднего края противника...».
Орден Отечественной войны I степени
21 марта 1944 года дед был награжден орденом Отечественной войны I степени. В наградном листе написано, что в боях за деревню Лутово «лично своим орудием т. Наговицын уничтожил свыше 50 человек солдат и офицеров, 3 ДЗОТа, 2 орудия, 2 миномета, 3 пулемета с их расчетами и танк Т-IV». А на счету его батареи только в данном бою — 1 средний танк, 6 орудий 75 мм., 6 ДЗОТов, 5 минометов, 6 пулеметов с их расчетами, 150 солдат и офицеров противника.
Наградные документы, орден Отечественной войны I степени, 21 марта 1944 года
3 августа 1944 года за наступательные бои в районе Идрица в ходе Режицко-Двинской операции мой дед был награжден орденом Красного Знамени. Как написано в наградном листе: «Его батарея грозных самоходных орудий СУ-152, преследуя отходящего противника, совершила 120-километровый марш, огнем и гусеницами сбивая, уничтожая живую силу и технику противника. Батарея первая форсировала под сильным артиллерийским огнем р. Алоля и р. Великая. ...Освобождено до 50 населенных пунктов. Захвачены трофеи — склад боеприпасов, 4 орудия, 3 мотоцикла, 2 автомашины и пленные».
Наградные документы, орден Красного Знамени, 3 августа 1944 года
Поселок Идрица Псковской области был оккупирован фашистами 15 июля 1941 года. 12 июля 1944 года освобожден войсками 2-го Прибалтийского фронта в ходе Режицко-Двинской операции. Войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника северо-западнее и западнее Новосокольников и освобождении Идрицы, приказом Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина от 12 июля 1944 г. объявлена благодарность и в Москве дан салют 20 артиллерийскими залпами из 224 орудий.
1539-му тяжелому самоходному артиллерийскому полку, в составе которого сражалась батарея деда, присвоено наименование Идрицкого.
Приказ Верховного Главнокомандующего 12 июля 1944 года № 135
ПРИКАЗ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
Генералу армии Еременко
Войска 2-го Прибалтийского фронта, перейдя в наступление из района северо-западнее и западнее Новосокольники, прорвали оборону немцев и за два дня наступательных боев продвинулись вперед до 35 километров, расширив прорыв до 150 километров по фронту.
В ходе наступления войска фронта овладели городом и крупным железнодорожным узлом Идрица — важным опорным пунктом обороны немцев и заняли свыше 1000 других населенных пунктов, среди которых: Кудеверь, Духново, Юховичи, Россоно, Клястицы.
В боях при прорыве обороны немцев отличились войска генерал-лейтенанта Казакова, генерал-лейтенанта Юшкевича, генерал-лейтенанта Короткова, генерал-лейтенанта Новосельского, генерал-майора Хоруженко, генерал-майора Вахрамеева, генерал-майора Клешнина, генерал-майора Седулина, полковника Переверткина; артиллеристы генерал-лейтенанта артиллерии Ничкова, генерал-лейтенанта артиллерии Нестеренко, генерал-майора артиллерии Куприянова, генерал-майора артиллерии Нестерука, генерал-майора артиллерии Шалунова, генерал-майора артиллерии Харламова; танкисты генерал-лейтенанта танковых войск Чернявского, полковника Лебедева, полковника Кочергина, полковника Николаева, полковника Юдина, полковника Парамонова; полковника Брегвадзе, подполковника Сивкова; летчики генерал-лейтенанта авиации Науменко, генерал-майора авиации Данилова, генерал-майора авиации Рубанова, полковника Литвинова, полковника Корпусова, полковника Трушкина, полковника Воеводина; саперы генерал-майора инженерных войск Пилипца, полковника Егорова, полковника Лещева, полковника Фурашева, подполковника Белозерцева и связисты генерал-майора войск связи Панина, генерал-майора войск связи Денисова, полковника Спивака, полковника Акимова.
В ознаменование достигнутого успеха соединения и части, наиболее отличившиеся в боях при прорыве обороны немцев и за овладение городом Идрица, представить к присвоению наименования «Идрицких» и к награждению орденами.
Сегодня, 12 июля, в 23 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 2-го Прибалтийского фронта, прорвавшим оборону немцев и овладевшим городом Идрица, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий.
За отличные боевые действия объявляю благодарность руководимым Вами войскам, участвовавшим в боях при прорыве обороны противника и за освобождение города Идрица.
Вечная слава героям, павшим в боях за свободу и независимость нашей Родины!
Смерть немецким захватчикам!
Верховный Главнокомандующий
Маршал Советского Союза И. СТАЛИН
12 июля 1944 года, № 135
Кроме того, в наградном Федора Никифоровича отмечено, что «...В трудных условиях восстановлено и отремонтировано экипажами под огнем противника 2 орудия, благодаря чему орудия ни на одну минуту не выходили из боя». Эту историю по ремонту СУ-152 дед описал в своих воспоминаниях.
Дело было так. В ходе боев установки были выведены из строя в 40-50 метрах от противника! В таких условиях в котловане, их восстанавливали полтора месяца — работали только по ночам, укрывшись брезентом, без лишнего стука... Они были жизненно важны и артиллеристам, и пехоте.
«Наша цель была одна — быстрее восстановить машину, пока противник не подозревает о ремонте машины и в один прекрасный день с грохотом выгнать машину из котлована. К этому же дню готовился и пехотный полк, оборонявший этот участок».
И вот в 4.00 утра одна из машин резко срывается с места, рывком подъезжает к блиндажу противника, делает два выстрела в упор, а пехота окружает блиндаж и отрезает пути отступления.
«От внезапности шума машины и выстрелов из пушки противник бросается в панику и по ходам сообщения бегут в глубь обороны, но тут их встречает пехота наша автоматным огнем.
В результате такой операции взято в плен 14 человек и убито 36 человек. С нашей стороны обошлось без потерь.
За ремонт машины в такой обстановке и за произведенную операцию полностью экипаж 5 человек были награждены...»
Одной из основных задач полка моего деда являлась зачистка участков фронта от огневых точек противника — орудий, снайперов, для дальнейшего продвижения нашей пехоты. Как всегда, на переднем фланге! Умелые действия даже одной СУ-152 спасали жизни множества пехотинцев!
Потому так яростно враг старался уничтожить, в первую очередь, нашу технику. Были потери — и техники, и экипажа... Потерян и прославленный экипаж Березина, только что награжденный орденом Красного Знамени. А были и такие, кто «ломался», не выдерживал и сам себя выводил из строя «самострелом».
Но задача выполнена! Сколько благодарности от пехоты!
Советская пехота на броне тяжелой самоходно-артиллерийской установки СУ-152. Фото Александра Устинова (waralbum.ru/122147)
И в тот момент, когда писалось донесение об итогах выполнения боевого задания, «решился судьбы приговор» — под артналетом мой дед был тяжело ранен в правый тазобедренный сустав. Донесение подписать уже не пришлось...
«В день перехода в наступление, т. е. 10.07.44, командующий фронтом т. Еременко собрал весь командный состав, участвующий в прорыве оборонительной полосы противника, для ознакомления с предстоящей операцией и поставил общую задачу: прорвать оборону на фронте шириной 2 км и дать возможность ввести в этот прорыв основные силы фронта, которые в дальнейшем расширяют прорыв и двигаются в направлении на Латвию.
16.00 10.07.44 — час прорыва. Противник, видно, не ожидал этого часа, был застигнут врасплох и побежал в панике.
С 10 по 20.07.44 г., т. е. за 10 дней наступления части фронта прошли на запад до 300 км, не встречая серьезного сопротивления...
... Итак, за 10 дней наступления я из батареи потерял один экипаж, прославленный экипаж Березина. Тяжелый снаряд угодил в конус башни установки и осколками брони экипаж вывел из строя. Механик-водитель Перепелица и заряжающий остались невредимы.
Потерял еще одного механика тяжело раненным в голову и командира установки той же машины, сделавшим самострел себе в ногу...
19 июля 1944 года на территории Латвии на одном участке южнее города км. 15-20 противник задержал наше наступление, т. е. пехотное соединение не может никак продвинуться вперед.
Я получаю приказ помочь пехоте, уничтожить цели, мешающие пехоте.
В 18.00 с одной установкой врываюсь в деревушку, уничтожаю пулеметные точки и выгоняю живую силу противника из деревни. Но и от деревни ничего не осталось...
... С наступлением темноты прибыли еще две мои установки, а три СУ — это сила уже большая. У меня на душе приятно, и пехотинцы сразу пободрели. На броню они надеются как на «бога», но противник тоже не спит, тоже под покровом темноты подтянул две пушенки на расстояние 400-500 м от хуторка, и сразу открыли огонь по хутору и по СУ, но не видя цели стрелять наугад все равно что пальцем тыкать в небо, а мне и моим экипажам сразу обнаружились эти пушки своими вспышками, и остаточным оказалось одного выстрела СУ, чтобы заставить замолчать пушки.
С 18.00 19 и до 10.00 20.07.44 г. СУ было уничтожено 2 пушки и 8 пулеметов противника.
От хутора левее около 800 м стоял заброшенный амбар. И вот мой наводчик Бондаренко В. И. обнаружил движение по ходам сообщения к этому амбару. Раз движение к амбару, значит, укромное место для укрытия противника. По моей команде мой наводчик В.И. Бондаренко наводит установку на амбар, и с одного выстрела амбар разу осел, а крыша разрушилась. Уцелевшие фрицы пробкой выскочили из амбара и по ходу сообщения подались в лес...
... Пригласил командира пехотного батальона, пришли командиры рот и сообща стали составлять донесение, где я указывал место моего нахождения, что сделано за период с 18.00 19 до 10.00 20.07.44 г., какие цели уничтожены, остаток боекомплекта, состояние машин и личного состава экипажей, но донесение подписать уже не пришлось, решился судьбы приговор, противник сделал артналет, и я как раз угодил туда, тяжело ранен в правый тазобедренный сустав осколком снаряда...
... Прощай, батарея, прощай, полк, с которым прошел от Орла до Латвии, прощай, воинская служба и добрые мечты о генеральском чине, прощайте, боевые товарищи, прощай, воинская слава!
На мое счастье, здесь оказались фельдшер и медсестра с собачьей повозкой. Меня и вывезли на 4 собаках от передовой до штаба полка км. 3, как мертвого, но чуть стонущего...
...Очень жалею, что не видел командира полка гвардии подполковника Прохорова...Многим я обязан тов. Прохорову и самое главное — за его доверие ко мне. Но доверие было заслужено в боях. Сколько я боев провел и всегда выходил без потерь и с хорошими результатами действия батареи. Тыловики даже выдумали кличку «бессмертного», хотя каждый знает, что бессмертных нет, есть только творенья бессмертные...
... Провожая из штаба, начальник штаба товарищ Степин чуть ли не навзрыд заплакал, но у меня взаимных слез уже не было, слезы у меня были уже холодные и наружу они не могли выкатиться...»
Что может быть тяжелее для боевого офицера, героя, «бессмертного», чем менять госпиталя, когда там, на передовой, бьются насмерть боевые друзья-товарищи. И бьют врага, и гибнут сами...
Но самое тяжелое — не сдаваться! При отсутствии оборудования, недостатке лекарств, тяжелом наркозе, меняя госпиталя один за другим, когда уходят из жизни соседи по палатам...
15 месяцев мой дед провел в госпиталях: медсанбат, армейский полевой госпиталь, фронтовой госпиталь в Великих Луках, тыловой госпиталь в Самарканде... Даже День Победы встретил на больничной койке. Нога стала короче на 8 см — инвалидность. Но главное — выкарабкался, выжил! В первую очередь, благодаря заботе и вниманию медработников.
Выжил — и продолжил род Наговицыных...
«Жизнь в госпиталях очень и очень неприятная. Одно дело сам болеешь, но кроме тебя еще сотни стонущих. Есть и умирающие, но таких в общей палате не держат, изолируют в отдельную палату...
... А как тяжело после операции чувствуешь себя и совершенно безразличный ко всему окружающему становишься. Особенно тяжело после общего наркоза. Так тяжело, даже рядом лежащих товарищей не узнаешь. В глазах мерещится разная ерунда. Но очень хорошо, что делают вливание крови, этого живительного сока. После вливания сразу чувствуешь себя бодро и надеешься на завтрашнюю жизнь.
Итак, вся госпитальная процедура продолжалась с 20 июля 1944 года по 10 октября 1945 года, т. е. 15 месяцев. За это время сколько пропито микстуры, сколько морфия...
... Последняя операция была сделана 8 мая 1945 г., а 9 мая народ праздновал День Победы. Я лежал тогда при смерти. От радости за победу плакать хотелось, но слезы не шли, исчезли куда-то после наркоза...
...Товарищ Фархади давал команду поить меня вином, водкой, спиртом, чтобы был у меня аппетит... Это они, сестры, Валя и Клава, безотлучно находились около меня в самые тяжелые дни для меня, ободряя меня своим присутствием в палате, около меня. У себя на квартире готовили мне обеды. Спасибо вам, дорогие сестры!..
... После 15-месячного лечения, 22 октября 1945 года, прибыл на свою родину город Глазов».
Федор Никифорович был награжден медалью «За победу на Германией»
Жизнь после войны (1945 — 13.01.1977)
Мне кажется, в мирное время сложно найти себя офицеру-герою после пяти лет в погонах, после войны, после 15 месяцев в госпиталях. Но задача стояла важнейшая: поднять страну, восстановить все разрушенное войной! И жить дальше.
Федор Никифорович с супругой Февроньей Алексеевной
На своем трудовом пути много пришлось повидать деду, много раз менять и место работы, и место жительства, и профессию, и саму жизнь. В июне 1946 года начал свою деятельность контролером — мастером механического завода. Потом работал диспетчером транспорта. Был даже назначен директором дома отдыха завода. Но скоро дом отдыха закрыли: наверно, не об отдыхе думали советские люди в то время...
Пришлось вернуться в колхоз, к родителям, где до сентября 1950 года дед занимался ремонтом сельскохозяйственной техники. А в октябре устроился на работу в Балезинский промкомбинат. Стал работать столяром при станции техобслуживания материально-технического состава, потом заведующим базой.
Я помню, когда был школьником, наши уроки труда проходили именно в помещении, в котором практически все дед сделал своими руками. И много лет там висело вот это его фото...
Федор Никифорович был награжден медалью «За доблестный труд».
В «Сведениях жизненного пути», оставленных дедом в написанных им самим воспоминаниях, указаны две даты смерти родных — его родителей. И четыре даты рождения — его детей: Эрика, Анатолия, Светланы, Виктора. А вырастил и воспитал дед пятерых детей, включая дочь жены, Февроньи Алексеевны, Людмилу. Только так и относился к жизни дед, отдавая всего себя — семье, народу, стране…
Ушел из жизни Федор Никифорович Наговицын 13 января 1977 года. В кругу семьи. Я и сам в этот момент был рядом, но в возрасте 6,5 лет еще не осознавал до конца, как такое может быть — был дед рядом, хоть и не вставал уже с кровати, и вот его просто нет...
Но, как писал он сам, «бессмертных нет, есть только творенья бессмертные»...
Послесловие
Хочу выразить свою благодарность моему дяде Эрику Федоровичу, сыну Федора Никифоровича Наговицына, и двоюродной сестре Алисе Эриковне за помощь в поиске архивных материалов и разрешение на публикацию дневника.